(см. сноску *)

 

Бежит горящий человек

Бежит горящий человек, что ли…
По Куликовому бежит полю.
За ним толпа безумных лиц с криком,
А он бежит, светя святым ликом.

Упал, горящий человек в боли,
Ползёт на небо по чужой воле
Он так устал. Вокруг кружат бесы.
И не слышны ещё слова мессы.

Но наступает время бить в темя,
И подступила к слову «жизнь» темень.
Пруты стальные взвились ввысь - Слава!
Рвут глотки те, кто заиб…сь - правы.

И прут рогульские из жоп нравы.
В толпе такие завсегда бравы.
И вся Одесса слышит их крики,
Но спят бульвары в городском шике.

Бьют человека на земле звери,
Железом бьют под хвастовство хмеля.
И как остры, у девок их, когти,
А у молодчиков быстры локти!

Какая радость слышать треск кожи,
Лоснятся в отблесках огня рожи.
Уж дрессировщики кроят мясо,
И раскрывают им свои кассы.

Ну как не бить, когда всё так вкусно.
Карманы полные, в душе пусто.
И так легко, вдруг, из говна в герои,
Омыв булыжники чужою кровью.

Горят последние для зла двери.
И задыхаются в своей вере
За ними, мечутся в огне люди,
Пред ними празднуют себя судьи.

За дверью дети, старики, молодь,
За ними смерть несёт огнём холод.
И вылетают из окон ду́ши,
Толпа внизу гогочет всей тушей.

Погас горящий человек, не дышит,
Теперь его, только Господь слышит.
Что ж, пепел с совестью зальём водкой,
И в оправданиях порвём глотки.

Задвинем в памяти, уйдём в дело,
Чтоб завтра вкусно накормить тело,
Чтоб раз в году под календарь вспомнить,
Как был наш мир, в который раз сломлен.

И снова точатся клыки, пики,
И не смолкают дикарей крики.
Сопят младенцы в пеленах - кандидаты
Во президенты палачи, депутаты.

Спят Молдаванка, Поскот, и Пересыпь,
Спит в тёплом мае родная Одесса.
И не проснуться, не встать на колени,
Не взбунтоваться, ни выйти из тени.

В муках горящие, тянутся в небо.
Мо́стят икорку, смотрящие, к хлебу.
Кро́ви смакует одесских разливов
Мир, убивающий веру, побздливо.

Гнев разменял благородство на вшивость,
Нам справедливость, почти что, за милость,
Стыд сокровенно под страхами спрятан,
И ничего в этом мире не свято.

Мы не простим! Никогда не забудем!...
Не улыбнутся, горящие люди,
Глядя с небес, как мы духом нищаем.
Мало надежды на то, что прощают.

Не погасить нам огнём встречных палов
Душ, озабоченных страхом и налом,
Пламя пожаров, растущих, и жгущих,
Скопища тел, никуда не бегущих.
Скопища душ, не способных к горенью,
В жалкой пропитке антипиреньей.

Рига. Февраль 2022 г.
© Copyright: Олег Озернов, 2022
Свидетельство о публикации №122020808668

Второе мая, год девятый.

В Одессе комендантский час. Одессы в этот час не слышно.
Читал об этом много раз, кино смотрел в поре мальчишьей.
Так было в годы той войны, там было всё и всем понятно.
Не стало вдруг былой страны, умножились на картах пятна.
Жемчужный город, вроде, тот. Всё тот же говор и бульвары.
Но, вот уже который год звучат фанфары на пожарах.

Враг одесситу одессит - водораздел 2 мая.
У одного душа кровит, другой над трупами зевает.
Один небесной манны ждёт, другой за грош, скулит, но пашет.
И ковыряется народ в той ядовитой манной каше.
Верней сказать - кровораздел. В непонимании и страхе,
В эстетике сожжённых тел, и радости на Потомаке.

В Одессе снова комендант. В Одессе время комендантов,
И безнадёжности команд, обкуренных комедиантов.
Забыты вечные огни, век Пушкина, Екатерины,
Под улюлюканье блудни, вой, оболваненных кретинов.
Лишь память коротает дни в булыжных мостовых морщинах.

Одесса, Бог тебя верни, в жемчужную первопричинность!

Рига. 2 мая 2022 г.
© Copyright: Олег Озернов, 2022
Свидетельство о публикации №122050205563

2 Мая год 2023

День моей, и не только, великой скорби, по сожжённым в Доме Профсоюзов русским людям. По сгоревшей в том огне Одессе, и это не о камнях и пляжах, но по моей Одессе детства, молодости, по сожжённой надежде. По той Одессе, от которой мало что осталось, кроме друзей моих седых, дряхлеющих руинно двориков, памяти светлой, постепенно растворяющейся, уходящей в небытие вместе с нами, "теми ещё" одесситами. Судорожно пытаюсь сохранить и запечатлеть её, хотя бы в строчках неумелых, да, времени и сил всё меньше. Их нахожу, куда ж деваться, «кто как не мы», но тем труднее, чем глубже входишь в эту память. Тем глубже скорбь и… чувство безнадёги. А с ними, осознание глупости надежд на возвращение - города; в светлое прошлое не возвращаются. Обожжённый город можно обновить, но это будет другой город. Душа города с ожогом IV степени… Жизнь поддерживать можно, дерзать, творить, парить не сможет. С таким массовым некрозом тканей души - невозможно.
Чтоб сохранить, Одессу можно было, только продолжать. Останавливать до лучших времён, потом торжественно доставать из сундука, нести в химчистку и кричать соседям – «Смотрите, она ж как новая старая!!!» не получится, не бывает так.
Новоодэссци, их много стало, не поймут. У них язык другой, души морем недосоленные, и сильно прокисшие.
Страдающие пылкой любовью к Маме, кричащие о ней на всех углах, совсем запутаются в выборе между этой любовью по случаю, и такой же громкой гордостью своей за принадлежность к вэлыкой адресной прописке. И не помогут, выдавленные из себя полу рифмы однообразных стихоклонных од, гимнов и поэм.  И яркая косметика малярных заплат вокруг балкона и пары их окон, на разваленном почти фасаде какого-нибудь памятного здания, не поможет. Та Одесса не вернётся, и что самое печальное, не продолжится.
И многие, многие, многие одесситы из «тех ещё одесситов», медленно сползающие из жизни, как очередной оползень берегового обрыва в море. Помнящие, и доживающие «той Одессой», сидя на верандах в Одессе сегодняшней. Разбросавшиеся по всем уголкам мира, давно лепечущие на инглише, иврите, латвикумсе и фарси, сидящие в лавках на Брайтоне, диване в рижской многоэтажке, или за столиком в бюджетной кафешке на Сароне в Тель-Авиве. Все мы члены этой обожжённой сборной по непонятному виду спорта. Чем ближе «на выход», тем чаще перебираем по вечерам старые «кубки-медальки», фотки, грамоты, военные билеты, продыроколенные паспорта моряков, свидетельства о браке, выданные в ЗАГСе Жовтневого, или там, Приморского района любимого города. Читаем на ночь Бабеля, слушаем Утёсова с флешки в авто, подпеваем дурными голосами, но искренне и со слезой. Пытаемся жалко повторить на кухнях биточки из тюлечки в яичке, доставая из холодильников рыбку, похожую по форме и размеру на ту, черноморскую. Что глупо есть, ибо мука наверняка с соей, рыба о Чёрном море, даже и не читала, а значит, вкус не тот, и яйца давно не те - что из-под сегодняшних «химиных кур», что у самих поваров. Упорно и горько выкапываем в Сети любые правдоподобные новости о Маме. И грустим, грустим, грустим… Многие бывает плачут украдкой. Я тоже.
И ещё оттого, что во всё это, нет-нет, да заходит запах гари Куликовой, картины страшного Маминого позора, а с ними стыд непоправимый, и осознание беспомощности своей. Теперь такое навсегда. Не зачеркнуть былой славы, истории, талантов. Но как срастить их в правильное целое… Ответа нет, не знаю.  И мы уйдём, ожога след останется на лице родном. Кто виноват… Все виноваты, и я, и он, и все, кто мимо шёл...

2 Мая… Не отвернись от нас совсем, Господи!

Рига. 2 Мая 2023 г.
© Copyright: Олег Озернов, 2023
Свидетельство о публикации №223050201309

Десть лет, как...

Одесса, я тебя люблю...!
Молюсь, скорблю, не понимаю,
Как ты могла в том страшном мае,
Так низко пасть. Как будто сплю.
И снится сон совсем не тот,
Что будит планы и надежды,
В нём мечется пространство между
Животных криков, нечистот
Голов, набитых болтовнёй,
Сердец не знающих сомнений,
Безумной жажды поколений
Идти скотиной на убой.
Где мудрый твой и вольный нрав,
Одесса, мама, ты ли это…!
Издалека не жду ответа –
В любом вопросе я не прав.
Живущий где-то в стороне
Вдали почти уже пол века
В стране, где нет твоих рассветов
И Дюк не улыбнётся мне.
Со всеми нами всё не так,
Коль совесть стала нам обузой,
Сменяли в Доме Профсоюзов
Её на свой животный страх.
Хоть, понимаю я умом,
Уже не будет всё, как прежде,
Но теплится в душе надежда,
Построят люди новый дом
И заживут там безмятежно.

2 Мая 2024 г.
© Copyright: Олег Озернов, 2024
Свидетельство о публикации №124050204658