ВОЛКОЩЕНОВ (Часть 2)
(см. сноску *)
Шла маршрутка по маршруту,
Волкощенов - пассажир,
Вёз в авоське «Камасутру»,
Жизнь, картошку, рыбий жир.
Сегодня то ли недоспал, то ли недовстал. Вёл себя, как есенинская берёза - грустил, покачивался, шелестел… губами, истекал соком любви и преданности родной земле, хоть дырки сверли, баночки для сока вешай. Лезли обрывки стиха о голых ветках, скорой зиме, и медленном одиночестве. Голая «…берёза под моим окном». В топку.
Тело. С каждым днём удивляет всё больше, и только неприятным. Раньше пользовался им, теперь оно пользуется тобой. Положено радоваться, что оно вообще ощущается. Раз положено – радуюсь. Ещё положено благодарить небеса за то, что живой. Благодарю, всё чаще замечая за собой неискренность. Триста… тридцать… три!!! Залп! Магический ключ. Встал, пошёл. Умыться, поесть, починить необходимое. Только так поднимаешь себя за шкирку в совершение простых поступков.
Четыре времени года, пять времён жизни – детство, юность, молодость, зрелость, старость.
Ты уже в последнем. Старость это длинная череда маленьких побед над собой, из которых постепенно складывается весь распорядок дня. Здесь главное, не стать себе врагом, не начать стрелять в себя очень шальными пулями. Любое шевеление – почти подвиг. Всё это из-за непонятного «зачем…», оно всё тощее и прозрачней. Раньше не было. Объявилось, мать его. Заходит… порыться в сундуках незавершёнки, тумбочке надежды, чтоб подкормиться. А та сама на голодной диете. У неё в рационе, только и есть, что остатки воды, из некогда грандиозного фонтана замыслов, да потемневшие, соржавевшие монетки оптимизма, тобой же брошенные в фонтан, на счастье.
Жить, чтобы просто радоваться гроздьям рябины, травке, закатам, и плеску волн получается всё реже. Картинка привычная, но отдельно от тебя стоящая. Музыке, живописи, стихам великим. Ну да, не без этого, радуюсь, пока не закончил смотреть, слушать, петь. Дальше что? Жизнь не может состоять, только из этого. Это всё не ты, другие сотворили. Сколько не призывают, сколько не предлагают туда, не получается. Любование жизнью – занятие лукавое, такое нужно начинать с детства. Даже комар и пчела так не делают. Не видел ни одного комара, любующегося закатом.
То есть, у человека нормального это всё присутствует, но в качестве приложения к чему-то главному. Как пищеварение, дыхание, движение, присущее любой твари, растению. Волкощенов – тварь жадная, и общественная. Не может в сосуд, только вливаться. Лопнет посуда, болото сотворив, природу загрязнит только. Вытекать в круговорот жизни из него должно, нефть там, идеи, всякие миру полезные, ну, хоть что-то, кроме внутренних секреций. Волкощенову смысл подавай в каждом следе, продуктивность. Йог созерцающий в нирване – не его. Волкощенов, сколько себя помнит, мучается подозрениями, что такое сложносочинённое творение, как человек, приведен в этот мир не только затем, чтоб перевести сотни тонн еды, воды в отходы, испортить тысячи кубов чистого воздуха. Такое и корова может. Это ж тогда и в Боге усомниться, и на закат смотреть, на рассветах росы луговые босым собирать стыдно будет.
А что там в мире? В меню брэкфеста новости – главное блюдо. Поднял крышку, пар разогнал, внутрь заглянул. Все они ложь, плохие, чаще омерзительные, кажутся глупыми – трепыхание мира в полной беспомощности. Лягушку варят на медленном огне. Цифровой бульон для эвтаназии почти закипел. Деяния людские соревнуются в убийственности со стихийными бедствиями. Людские, похоже, берут верх. Всё на фоне тотального дебиления со скатыванием в порок. Жертв жалко. Ага. Произвола, войн, криминала, наркотиков, глупости, список толмудный. Задумался, а ведь мы все – жертвы, на всех никакой жалости не хватит. Не планета, а алтарь жертвоприношений. Как иначе, если сто веков, только хором и придумывали, как убивать много, дёшево и сердито. Ещё бы знать кому жертвы? Этот мир делает всё, чтоб из него уходили без сожаления и чуть ли не с радостью, ибо, представляемый его конец могущий наступить в любую минуту, уже и не пугает. Оставлять ему потомство страшно. Думать о светлом будущем глупо. Приплывон.
Что тогда? Тогда в себя, и хрен с ним, с миром, в soulshifting, археологию ковыряния в собственном эго. Кисточки, лопата, взрывчатка, микроскоп. На входе в древний город выбито на камне – «Ты как докатился до жизни такой?». Хех, чёрная кошка спросила, сферического коня в вакууме – будет ли видна в чёрной комнате белая мышь? Задумался конь…
Если за всю жизнь, не научился жить для себя, можно смело предполагать, что вокруг тебя всегда есть те, для кого жил. Ничуть, товарищ! Чаще всего ты одинок. Благодарность – изысканный деликатес, и тот ещё скоропорт. В меню заметишь редко. Проносят мимо избранным, под салфеткой чугунной. И в холодильнике памяти, если найдёшь её в тарелке под блюдцем, даже не пробуй разогреть в микроволновке, ставя регулятор на «любовь». Сей режим чреват перегревом продукта, за которым, следует его скукоживание в сухую несъедобность. Как поёт сарделька в микроволновке – сначала пищит удивлённо, жалобно скулит, потом взрывается. Открыл дверцу, оттуда пар, вся память ушла в пар, жуй осадок. Физика, мать её, с благодарностью несовместима, а лирика давно не в моде.
Радовался каждому человеку, и думал, что так же радуются и тебе. С годами понимаешь – радоваться нужно было себе и учиться тому нужно смолоду. Сам себя забыл, кому пенять, что тебя забыли. Они своим, собой заняты. Никто тебя не заставлял, а те, кто просил, помнить не обещал. Кто обещал, те блокнот потеряли, а там все телефоны. И ты записей не вёл, расписок в любви не собирал. Ты своё отыграл в их судьбе, «спасибо»… может быть, а скорее - «абонент занят, или находится вне зоны действия сети», пик-пик-пик. Выбранный тобой удел, пенять некому. Занавес.
Грустить, стареть, лечиться, кота гладить – да, остальное – нет? И чё теперь… вой на болотах, слёзы на кассе, шёпот в окно?! Каждый нравится себе по-своему. А себе обязательно нужно нравиться, чтоб не уставать делиться с собой своей добротой. Нравилось забыть себя, другим себя не представлял? Валяй, не пеняй, твой выбор! Только, грусть гони. В рифму заверни, и гони суку. Это, чтоб того себя… не предать, не записать в идиоты. В конец концов, собственно процесс и ты в нём тебе нравились. Красоту в жизни наводил, себя расходовал направо-лево не благодарности жешь для? Или… всё же… иногда для… Нет? Заходила. Досада нет-нет заходила, разочарования... не без того. Дык, без разочарований нет достижений, досада от падений – лучший допинг для прыжков в высоту, очарованность – мать досады.
Думал, все вокруг такие же…, значит…, и…? Ничего не значит, Волкощенов, ни хрена такого ты не думал, просто жил, как хотел, умел, и нравился себе таким. Продолжай туда же. Ага. Что там с домом Джека Лондона, для друзей построенным, ими же подожжённым… не спрашивай.
Волкощенов понял, что приехал.
Дама, не ворчите, стойте мимо! Выхожу я, выхожу! Вон, за тем столбом сразу и выхожу! Ничего нового не услыхали? А что ново в этом мире, всё новое – это хорошо убитое старое. Не спешите делать публичные выводы о моих способностях, и я не стану демонстрировать Вам, не самые приятные из них! И вообще, я не вам, и не здесь.
Я с юношей напротив перемалчиваюсь, он мне сына напомнил, глаза такие же упрямые и финансовые.
Мальчик, вы поняли за что речь? Я думал это вам.
Что? Говорите громче! Громче говорю, говорите!
Ничего не понял?
Выключи ай-фон, включи сердце и голову, а тогда иди, подумай, если умеешь, вдруг пригодится, дай тебе Бог!
Моя остановка. Вы выходите?
Триста… тридцать… три!!!
Рига. Октябрь 2022 г.
© Copyright: Олег Озернов, 2024
Свидетельство о публикации №224042200851
